XII. Распад Южной группы.
Бесцельные атаки на Вырицу продолжались вплоть до 14 сентября, пока в дело не вмешался начальник Генерального штаба Маршал Б.М. Шапошников. В ночном разговоре с командующим Ленинградским фронтом генералом армии Г.К. Жуковым он отметил, что «Астанин, по моему, обойдя Вырицу с востока, может уже выходить под прикрытием 90-й дивизии на свободное поле, а не вести изнуряющий бой за захват Вырицы» (224). Но решающий момент был упущен. Подтянув силы, немецкое командование создало довольно прочную оборону на севере, ослабленные части Южной группы уже не могли ее взломать. В районе Семрино – Кабралово немецкие части окружили и 90-ю стрелковую дивизию. Лишь с переброской в 20-х числах августа 41-го моторизованного корпуса (1-я, 6-я танковые и 36-я моторизованная дивизии) в полосу наступления группы армий «Центр» плотность боевых порядков снизилась, что позволило частям 90-й дивизии (два стрелковых полка), потерявшей половину личного состава и техники прорваться через Пушкин на север (225). 15 сентября по распоряжению генерал-майора А.Н. Астанина, доложившему штабу фронта о безнадежности положения, началось уничтожение техники и военного имущества. Военный совет Ленинградского фронта приказал применить типичную тактику, уже проверенную в Киевском (разгром Юго-Западного фронта) и Вяземском (окружение Западного и Резервного фронтов) «котлах». Она заключалась в ликвидации крупных соединений и образования из них мелких групп (до полка), которые были менее заметны, тем более в условиях лесистой местности близ Ленинграда. Во II половине сентября Южная группа, как единое целое перестала существовать. Количество сводных отрядов, образовавшихся после распада группы, вряд ли когда-нибудь будет известно. Большинство авторов упоминают крупные отряды и сходятся во мнении, что всего их было 4-5: генерал-майора А.Н. Астанина, полковника А.Ф. Машошина, полковника А.Г. Родина, полковника Г.Ф. Одинцова и подполковника С.В. Рогинского*. Условно будем называть их отрядом управления Южной группы, отрядами 177-й дивизии, 24-й танковой дивизии, артиллерийской группы и 111-й дивизии соответственно. Разумеется, что в их составе находились бойцы из самых разных частей. Уже 16 сентября из окружения вышел первый отряд. Как вспоминает секретарь бюро ВЛКСМ 468-го стрелкового полка 111-й дивизии В.И. Канонюк: «16 сентября небольшой отряд, в том числе из нашей 111 дивизии, вышел на станцию Сусанино, где мы встретились с частями 90 стрелковой дивизии, специально удерживавшими здесь оборону для обеспечения выхода войск лужской группы. Пройдя станцию Антропшино, мы оказались в районе Слуцка (теперь это город Павловск) и Пушкина. Утром 17 сентября, войдя в пушкинские парки, мы наблюдали непривычную нам картину глубокого фронтового тыла - стоят обозы, кухни, спокойная, мирная тыловая жизнь. И вот неожиданно открылась пулеметная стрельба. Оказалось, что сюда проник небольшой немецкий отряд, который и открыл огонь. Я отчетливо помню слова команды комиссара 41 корпуса Гаева, возглавившего общую колонну вышедших из окружения частей: "А ну-ка бравая 111, прочесать парк, уничтожить немецких лазутчиков, а остальным подразделениям, задержаться в ложбине". Наша "бравая 111-я", как выразился комиссар Гаев, имела в своей колонне в то время 80-100 человек. Вот все, что составляло наш небольшой отряд. Бой был скоротечный. Мы развернулись в цепь, прочесывая парк, наткнулись на группу немецких автоматчиков, завязалась перестрелка. В этом бою в Пушкинском парке, я был ранен в
_______________________ * Подобной точки зрения придерживаются авторы (226). Исследователь В.В. Бешанов пишет также об отряде подполковника И.С. Павлова и полковника М.И. Чеснокова (227). Здесь следует заметить, что отрядом 24-й танковой дивизии по данным командира 1-й танковой дивизии генерал-майора В.И. Баранова командовал «полковник А. Г. Родин и полковой комиссар М. В. Сочугов. Танкисты не раз вступали в бой с противником, преграждавшим им дорогу. Положение отряда усложнялось тем, что комдив полковник М. И. Чесноков был тяжело контужен на Лужском рубеже. Бойцы несли его на носилках» (228).
левое колено. Правда, пуля удачно прошла над коленным суставом, не повредив его. Поэтому вначале я еще мог двигаться и обнаружил ранение только тогда, когда сапог начал наполняться кровью. Короткий бой быстро закончился, но комиссара корпуса мы больше не видели и о его судьбе ничего неизвестно» (229). Из данного текста можно сделать вывод, что существовал, хоть и короткое время, еще один сводный отряд – бригадного комиссара Л.В. Гаева. Теперь рассмотрим подробнее выход каждого известного отряда. Отряд 177-й стрелковой дивизии вскоре вышел из окружения в район Павловска. Численность отряда неизвестна. Полковник Г.Ф. Одинцов, ссылаясь на генерал-майора И.И. Федюнинского, принявшего 6 октября командование Ленинградским фронтом пишет, что в составе отряда было 3 тыс. человек (230). По другим сведениям «отряд численностью более двух тысяч человек во главе с полковником А.Ф. Машошиным соединился с войсками фронта в районе между Красногвардейском и Колпино» (231). Данные (232): (177 сд погибла в окружении севернее Луги, Дивенская, прорываясь через участок у д. Мины на север. Из окружения к 20.09.41 вышло всего 522 чел. По личному указанию А. Жданова 177 сд восстановили, влив новое пополнение в октябре». В каком районе вышел отряд 24-й танковой дивизии – неизвестно. Его численность, по данным полковника Г.Ф. Одинцова, составляла более 800 человек (233). 22 сентября 24-я танковая дивизия была окончательно расформирована (234). Вышедшие из окружения танкисты были переданы на укомплектование 124-й (полковник А.Г. Родин) и 125-й (полковник М.И. Чесноков) танковых бригад (235). Каких-либо сведений об отряде управления Южной группы не обнаружено. По некоторым данным «отряд во главе с генерал-майором А.Н. Астаниным, прикрываемый арьергардом из артиллерийских частей и специальных подразделений под командованием полковника Г. Ф. Одинцова, вышел из окружения в районе Погостье» (236). После выхода из окружения генерал-майор А.Н. Астанин вступил в должность командующего Приморской оперативной группой, оборонявшей Ораниенбаумский плацдарм. Отряд сводной артиллерийской группы (все орудия были уничтожены) вышел в район станции Погостье, напротив позиций 54-й армии. О том, что группа прикрывала отряд генерал-майора А.Н. Астанина, полковник Г.Ф. Одинцов в своих мемуарах не упоминает. Однако не всем красноармейцам и командирам Южной группы удалось выйти из Лужского «мешка». Убедившись в распаде Лужской группы, части противника начали беспрепятственно курсировать вдоль шоссейных и железных дорог, близ населенных пунктов, устраивая засады в местах вероятного прорыва: «Штаб 8-й танковой дивизии с немецкой стороны принял управление на поле боя. Собственные силы для такой борьбы были слишком слабы, так как мало-помалу пехота и подвижные разведподразделения переводились на другие участки. В действие пришлось ввести даже роты снабжения, чтобы очистить котел. Сам котел был разрезан 7 сентября, а 15 сентября подавлен последний очаг сопротивления. 20 000 солдат противника попали в плен. Плацдарм для окружения Ленинграда был завоеван!» (237)*.
XIII. Выход из окружения сводного отряда подполковника С.В. Рогинского.
Отряд 111-й стрелковой дивизии под командованием подполковника С.В. Рогинского первоначально, как и отряд полковника Г.Ф. Одинцова, двигался в сторону Погостья. К 20 сентября части группы сосредоточились в районе Радофинниково, Озерье, болото Тушинский Мох. Высланные вперед на восток разведывательные группы обнаружили на всем протяжении от Любани до болота Отхожий Лес скопление частей переброшенного 24 августа из группы армий «Центр» 39-го моторизованного корпуса. Пересечь автомобильную и железнодорожную магистрали Ленинград – Чудово было нереально и подполковник С.В. Рогинский решает повернуть на юг (238). Продвинувшись вдоль полотна, группа достигла Сенной Керести и 21 сентября сосредоточилась в районе Финев Луг, р. Кересть, болото Гажьи Сопки. Вставал вопрос – что делать дальше. Для уточнения всех спорных моментов командование отряда решило созвать совещание командиров и политработников. Всего было два варианта действий: выходить ночью из окружения небольшими группами (до полуроты) либо прорвать фронт близ Мясного Бора и переправиться на восточный берег р. Волхов. По итогам совещания большинство голосов было отдано за прорыв обороны противника. В случае неудачного исхода операции предполагалось создать партизанский отряд и действовать на коммуникациях противника (239). Для осуществления переправы была необходима поддержка советских частей на том берегу, за Волховом. Специально для этого организовывался разведывательный отряд. Данные о его составе противоречивые. Так в книге (240) отмечается, что «созданный разведотряд состоял из пяти групп. В одну из них командир 468-го полка майор Воробьев рекомендовал включить опытных разведчиков: младшего лейтенанта Николая Васильевича Оплеснина и рядового Константина Ивановича Шипилова». Однако истинными следует признать сведения начальника оперативного отдела штаба 267-й стрелковой дивизии капитана Е.Н. Дзюба. В сборнике (241) он со слов помощника начальника штаба 468-го полка по разведке младшего лейтенанта Н.В. Оплеснина в подробностях описывает подготовку разведывательного отряда к форсированию реки и собственно переправу**: «Двадцатого сентября, - стал рассказывать Оплеснин, - командир полка майор Воробьев приказал мне возглавить разведывательную группу, вместе с ней переправиться за линию фронта, связаться с частями Красной Армии и передать их командованию просьбу оказать
______________________ * В издании (242) отмечается, что «по данным немцев, в ходе ликвидации Лужского “котла” они захватили 21 тысячу пленных, 316 танков и 600 орудий». ** По данным полковника Н.С. Горбачева Н.В. Оплеснин имел звание старшего лейтенанта (243).
содействие нашей сто одиннадцатой дивизии при выходе из окружения. В разведывательную группу входили кроме меня лейтенанты Кузнецов и Пленков, красноармеец Рогалев. Мы тронулись в путь двадцать первого сентября. Километров пятнадцать шли лесом, по болотам. <…> Решено было так: отличный пловец лейтенант Пленков и я, добравшись до Волхова, поплывем на левый берег, а Кузнецов и Рогалев будут нас прикрывать. Убедившись, что мы достигли цели, они отправятся в дивизию и обо всем доложат. Группа отдохнула немного и двинулась дальше. Вскоре мы поняли, что находимся в расположении вражеских войск. <…> И тут мы наткнулись на вражеский секрет. Невидимый в темноте гитлеровец громко закричал и открыл стрельбу. Кузнецов и Рогалев ответили. Пленков и я бросились к реке. Потом Пленков тоже начал отстреливаться, а я, сняв шинель и сапоги, кинулся в воду... - Трудный был момент, - вспоминал Оплеснин. - Гитлеровцы осветили реку ракетой, открыли огонь из пулеметов. <…> в ее холодном свете я увидел восточный берег, деревья, домики. <…> Напрягая все силы, я поплыл вперед. <…> Когда подгребал к берегу, было темно и тихо. Сил больше не было. Только бы не пойти ко дну! Наконец, ноги коснулись земной тверди. Прямо передо мной был крутой обрыв. Взбираться по нему я не стал: противник мог заметить меня, да и сил вряд ли хватило бы, чтобы подняться. Несколько правее берег был пологим. Метрах в ста от воды стоял одинокий домик, постучал. Никто не отозвался. Я открыл дверь. В домике было пусто. <…> Но тут скрипнула дверь. <…> Передо мной стояла немолодая женщина. <…> В конце концов она объяснила, как лучше найти красноармейцев». Во II половине 22 сентября младший лейтенант Н.В. Оплеснин был доставлен в штаб 267-й стрелковой дивизии (комбриг Я.Д. Зеленков), державшей оборону напротив отряда подполковника С.В. Рогинского в районе Ситно, Русса, Змейско. Как вспоминает начальник инженерных войск 52-й отдельной армии (ее части находились по восточному берегу р. Волхов) полковник Н.С. Горбачев, «документов он с собой никаких не имел, и, естественно, у комдива Зеленкова возник вопрос: можно ли доверять рассказу человека, которого никто не знал? Не является ли он вражеским лазутчиком, направленным в расположение наших войск с какими-то провокационными целями? Может быть, противник собирается перебросить на восточный берег Волхова для захвата плацдарма свои части, переодетые в красноармейскую форму?» (244).
_______________________ * 52-я отдельная армия была сформирована 28 августа 1941 г. на основании директивы Ставки ВГК от 23 августа. (246).
Разобраться в этом было поручено капитану Е.Н. Дзюба и начальнику особого отдела 844-го стрелкового полка дивизии старшему политруку А.Д. Лобанову. После допроса младшего лейтенанта, отрывки из которого приведены выше, проверяющие высказали комбригу Я.Д. Зеленкову свои сомнения. Связавшись со штабом 52-й отдельной армии (генерал-лейтенант Н.К. Клыков) он все же получил «добро» на разработку плана выхода. Всего их было два, в зависимости от обстановки: первый – непосредственно поддержки переправы и организации контрбатарейной стрельбы по артиллерийским частям 126-й пехотной дивизии (генерал-лейтенант Лаукс (Laux)), в тылу которой находился отряд подполковника С.В. Рогинского; второй – на случай вражеской провокации. Первый план предусматривал сосредоточение группы в районе р. Дыменка, Кузино, напротив Селище. При готовности к переправе должен быть подан сигнал – пять красных ракет. Суть второго плана проста. Если обнаружится, что через реку переправляются переодетые солдаты противника, стрелковые части занимают оборону, артиллерия начинает ведение огня по позициям и рассеивает вышедшие к реке части. Ознакомив с первым планом младшего лейтенанта Н.В. Оплеснина, командир 267-й дивизии поручил капитану Е.Н. Дзюба и нескольким красноармейцам доставить разведчика на тот берег. После войны подполковник Е.Н. Дзюба так вспоминал об этом мероприятии: «Мы трижды пытались на лодке переправить Оплеснина с восточного на западный берег Волхова, но каждый раз нас преследовала неудача. Немцы замечали лодку, открывали сильнейший огонь, и гребцы вынуждены были возвращаться. Что же делать? Сам Оплеснин предложил: "Знаете что, товарищ капитан? Я вплавь переберусь через Волхов, Дальше ждать нельзя". Наблюдая за Оплесниным, видя его переживания за судьбу людей, находящихся в окружении, я восхищался его храбростью и преданностью Отчизне. Вот настоящий советский человек, готовый отдать жизнь за Родину! Он беспокоился за своих, говорил: "Ведь они меня там ждут. Я сегодня должен во что бы то ни стало переплыть". <…> Итак, начинаем новую попытку. Идем к реке. Идем медленно, осторожно. Темно. Сидим в воронке прислушиваемся. Я оставляю Оплеснина, а сам иду к берегу и пробую воду. Вода ледяная, прямо в дрожь бросает. Последние приготовления, Я натираю тело Оплеснина спиртом, прощаюсь. В шерстяных носках, брюках и гимнастерке он вошел в воду...» (247). После переправы младший лейтенант Н.В. Оплеснин отправился в расположение отряда. Но к тому подполковник С.В. Рогинский передислоцировал его немного западнее, в район болот Грядовский и Михайловский Мох, р. Глушица, Кречно. На месте прежней стоянки разведчика ожидали два красноармейца, которые и препроводили его в штаб группы. На рассвете 27 сентября они дошли до лесного лагеря. Тем временем части 267-й стрелковой дивизии готовились к предстоящей переправе, укрепляя оборону. Следует отметить, что широкий фронт 267-й и 288-й стрелковых дивизий (полковник Г.П. Лиленков) 52-й армии не позволял организовать достаточную оперативную плотность, оборона носила очаговый характер, некоторые направления вообще оказались без прикрытия. Для производства инженерных работ 2 октября в полосу 267-й дивизии был переброшен 4-й инженерный батальон (майор Н.В. Романкевич). 1-я рота батальона, выдвинувшись к р. Волхов у Селище производил постановку противопехотных мин и фугасов. Одновременно минировались лесные и проселочные дороги, ведущие от реки в тылы армии. 2-я рота производила работы вдоль грунтовой дороги Селище – Папоротно. 3-я рота находилась в резерве, а рота технического обеспечения занималась подвозкой мин и взрывчатых веществ. Таким образом, минными полями было прикрыто большинство опасных направлений, что позволяло удерживать их меньшими силами. Сроки переправы отряда подполковника С.В. Рогинского противоречивы, даже в воспоминаниях непосредственных ее участников и свидетелей. Капитан Е.Н. Дзюба вспоминает, что 30 сентября «в четыре часа утра за кромкой леса на западном берегу небо прочертили пять трассирующих пуль. <…> Комдив приказал нашей артиллерии открыть огонь по вражеским позициям на западном берегу. Загрохотали могучие залпы. Когда батареи перенесли огонь, подошедшие к берегу части 111-й стрелковой дивизии, как и намечалось, атаковали противника с тыла. В пять часов пятнадцать минут они пробились к Волхову, началась переправа. В первую ночь к нам пробилась только треть дивизии. Командиры и бойцы, вырвавшиеся из окружения, чувствовали себя, что называется, на седьмом небе. Иные не могли сдержать слез. <…> В ночь на 1 октября вся 111-я стрелковая дивизия вышла из окружения. Одним из последних переправился ее командир С. В. Рогинский» (248). Некоторые участники говорят, что отряд вышел в ночь со 2 на 3 октября. На этой дате сходятся в своих воспоминаниях два человека: ответственный секретарь бюро ВЛКСМ 399-го стрелкового полка И.И. Черномурко и начальник инженерных войск 52-й армии полковник Н.С. Горбачев. Свидетельствует Е.И. Черномурко: «в ночь на 3 октября 1941 года части дивизии, чтобы сохранить в тайне направление движения и намерения, был организован ночной марш на выход из окружения. Благодаря тщательной маскировке движения, противник, занимавший населенные пункты Теремец Курляндский, Мясной Бор и другие, не заметил нашего движения, и нам удалось быстро пересечь шоссе, железную дорогу и подойти к реке Волхов. На рассвете части и подразделения дивизии (в 5 час. 10 мин) опрокинули противника и вышли к берегу на участке Быстрицы и Ямно и началась переправа» (249). Свидетельствует полковник Н.С. Горбачев: «ночь на 3 октября я также провел в 267-й дивизии. В третьем часу ночи вместе с комдивом Зеленковым отправились на берег Волхова. По всем расчетам, к этому времени части 111-и стрелковой дивизии должны были подтянуться к району переправы и дать сигнал ракетами. Мы уже были готовы к их встрече. Капитан Лавров (начальник инженерных войск 267-й стрелковой дивизии. – Авт.) доложил мне, что дополнительно изготовлено еще сорок вместительных лодок <…>. В четыре часа, как и намечалось, над лесной чащей взметнулись вверх пять темно-красных трасс. Комдив, вздохнув с облегчением, приказал начальнику артиллерии (267-й дивизии. – Авт.) майору С.Д. Медведеву открыть огонь. Вскоре снаряды и мины начали рваться на вражеских позициях. Одновременно с тыла противника атаковали подразделения 111-й дивизии, прокладывая себе дорогу к реке. Трудно описать радость воинов, вышедших из окружения. Теперь они были среди своих, близких им людей. А мы с уважением смотрели на них, ослабевших, измученных, но не павших духом. Так в составе нашей 52-й армии оказалась еще одна дивизия, имевшая два стрелковых полка» (250). В краткой справке о дивизии, составленной в 1976 г. председателем Совета ветеранов дивизии Т.И. Степановым события представляются другим образом: «5 октября части дивизии внезапным ударом с тыла прорвали оборону противника по западному берегу реки Волхов в районе Ямно – Быстрицы, переправились на восточный берег Волхова и соединились с частями 52-й армии» (251). Та же дата представлена и в книге С.Н. Жилина «Под гвардейским знаменем» (252) одним из авторов которой был Т.И. Степанов: «переправу назначили на утро 5 октября напротив поселка Селищи. Предстояло совершить 25-километровый бросок. На пути - железная и шоссейная дороги, соединяющие Новгород с Чудовом. По ним курсировали неприятельские поезда, автомашины, бронетранспортеры и мотоциклы с автоматчиками. Дороги миновали без единого выстрела, и сразу же попали в густой заболоченный ольшаник. Трехкилометровый путь по колено в воде был бесконечно долгим. Пройдя по рытвинам, оврагам и канавам прибрежные поля, передовые отряды наткнулись на боевое охранение противника. Завязалась жаркая перестрелка. Сложившаяся обстановка вынудила уклониться от намеченного маршрута. На берег реки вышли на три километра ниже намеченного места. Однако времени на размышление противник не давал. Ружейный и пулеметный огонь под отвесным берегом не тревожил. Зато все ближе ложились снаряды и мины. На тысячу триста человек, вышедших к берегу, оказалось всего два дырявых баркаса, которые с трудом принимали по 6-7 человек. Несмотря на такое положение, воины были спокойны и сосредоточены. Кто чувствовал в себе силы, пускался вплавь. Бойцы стали мастерить плоты: кто связывал несколько жердей, выдернутых из изгороди, кто к оконной раме из разрушенной избы подвязывал два-три полена, а иные тащили к берегу бревна и тут же отчаливали. Вскоре неприятель обнаружил район сосредоточения дивизии и открыл огонь». Наиболее поздняя дата выхода из окружения – 11 октября, приводится в воспоминаниях Т. Кузнецова, командира роты 269-го саперного батальона (253). Сведения о количестве вышедших из окружения красноармейцев и командиров также различны. Тот же полковник Н.С. Горбачев говорит о 6 тысячах человек. Но очевидно, что такой крупный отряд противник без труда бы обнаружил и уничтожил еще под Вырицей. Исследователь В.В. Бешанов пишет следующее: «Полмесяца, обходя крупные населенные пункты, блуждали в тылу противника остатки 111-й стрелковой дивизии под командованием полковника С.В. Рогинского, не имевшего связи с командованием и повернувшего на восток. К началу октября они вышли к реке Волхов в районе Ямно, где на левый берег переправилось лишь три сотни бойцов и командиров» (254). Однако не стоит делать поспешные выводы. Любому солдату, особенно по прошествии многих лет кажется, что его часть была лучшей, что именно его полк первым взял город, начал наступление, прорвал оборону противника. Видимо с подобным мнением пришлось столкнуться и в мемуарах участников переправы. Каждый из них считал, что именно в его присутствии, с его участием отряд прорвал оборону и вышел из окружения. Главная проблема любых мемуаров и воспоминаний – субъективизм. Обратимся к объективным источникам – архивным материалам. В фонде 267-й стрелковой дивизии (ЦАМО) хранится журнал боевых действий соединения. По его данным выход окруженцев на восточный берег р. Волхов происходил с 29 августа вплоть до 9 сентября и распределился следующим образом: 29-е сентября – более 400 человек (в том числе бойцы 51-го корпусного артиллерийского полка), с 5 по 7 октября – 547 человек, 9 октября – 6 человек (255). В сумме это дает 953 красноармейца и командира. Там же указывается, что переправа (прорыв) была на линии от Руссы до Дубовицы (приблизительная протяженность – 27 км) (256). Другие данные приводятся в оперативном журнале 52-й армии: «В ночь с 6 на 7.10.1941 года на участке 276 стрелковой дивизии переправились бойцы и командиры 111 стрелковой дивизии, всего 848 человек» (257). Потрясающие данные приведены в сводке за 21 октября из Журнала боевых донесений 288-й стрелковой дивизии: «В расположение 288 стрелковой дивизии вышли из окружения сержант Храменков и бойцы 173 стрелкового полка 90 стрелковой дивизии, всего 10 человек»(258). Таким образом, число вышедших из окружения составляет не более 960 человек (неполный стрелковый полк). Это все, что осталось от 14 483 человек (штат стрелковой дивизии военного времени № 4/400), выступивших в конце июня 1941 г. из Вологды. После выхода первый общий сбор отряда был назначен в г. Малая Вишера (259). Затем, как вспоминает ответственный секретарь бюро ВЛКСМ 399-го стрелкового полка Е.И. Черномурко «когда прибыл командир дивизии подполковник С.В. Рогинский, походной колонной выступили в район станции Бугра Октябрьской железной дороги, что в пятнадцати километрах от Малой Вишеры» (260). Там части 111-й дивизии получали пополнение, боевую технику, орудия, проводили войсковые учения. Младшему лейтенанту Н.В. Оплеснину за проявленное мужество и героизм при выполнении задания командования Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 декабря было присвоено звание Героя Советского Союза (261).